Знаете, я всегда пытался описывать своих подростков как молодых совершеннолетних образованных ребят, которые словно прошли 10 лет терапии, потому что они пережили какую-то травму, а затем попали в старшую школу. И я никогда не стремился создавать подростков.

Мне нравится, что я уже не раз проходил через подростковую тревогу. Я создал подростковую драму. Эта мысль освежает меня, когда я сижу поздно вечером и пишу сценарий. В подростковом существовании есть что-то эпическое, потому что все воспринимается близко к сердцу – когда ваш парень бросает вас, это похоже на конец света. Я всегда буду тем парнем, который хочет это показать. Если вы видели всех моих персонажей, вы можете заметить, что все они жаждут чего-то, и все зависит от них самих, так что это все показывает отличные конфликты. Когда вы добавляете причуды жизни и смерти сверхъестественного мира, становится еще веселее. И это важно. 

Мне всегда удавалось справляться с несколькими вещами сразу. Если вернуться в мое детство, то когда мне было 17 лет, я водил школьный автобус, управлял газонокосилкой, работал на заправке, вытирал столы и работал нянькой. Я всегда был универсальным. 

Нет, единственный, кто становится старым, это я. Когда люди говорят мне, что выросли на Бухте Доусона, я говорю ‘Почему я все еще здесь?’ Я чувствую, что должен быть в отставке. Я стар. Но мне хорошо, и я улыбаюсь, потому что у меня так много всего было, у меня был Джон Хьюз, Джон Карпентер. Я помню, в тот день, когда у Джона Хьюза случился сердечный приступ, мой мир рухнул, потому что с ним было мое детство. Если мне удалось прожить жизнь с ними, то я самый счастливый человек.